[indent] На ногах расходится по швам маленькая муравьиная дорожка, и Йохан просто не может сидеть на месте от утомительного ожидания и скуки. Он чешет прохладные коленки каждые десять секунд, ерзает в кресле, словно замерзший зайчик, и суетливо рассматривает под черными ногтями грязь, отковыривая вместе с ней кусочки заусенец и шершавой кожи. Йохан беспокойно ждет, когда зарычит мотор старенького роад ранера, и в ногах заиграет тихий воздух, предвещающий дорогу до непримечательной деревушки где-то возле моста на Бар-Харбор-Роуд. Там, в четырех с половиной миль от редфилдского залива, тонкая кривая трасса из щебня и рыхлые снежные ямы-сундуки для кладменов, по которым Йохан таскался еще шесть лет назад. То время утекло с приморским ветром, но в памяти Йохана так и остались повороты Исраел Поинта и церковные песни лесной чащи, за которой спрятаны маленькие никудышные дома. Весь год на глазах мальчишки они кровоточили запахом вареной овсянки и куриных лапок на корм местных собак, трещали по перепонкам звоном колоколов и свербели в носу болезненными разговорами о страшно-неспокойных волках в теле людей, которых катастрофически срочно, ужасно быстро и до жуткого важно было найти и [убить].

[indent]  [indent] Он говорил: мы обязаны не допустить мир к точке невозврата.

[indent] Йохан слышал: «мЫ пЕрЕбЬеМ вСеХ сРаНыХ оБоРоТнЕй, бРаТьЯ!» - сплевывал отравленную сигаретой слюну, молча смеялся и набирал Томасу сообщение: «кажется, по четвергам у них вольный пересказ Библии по ролям». Удивительный детский сад фанатиков.

[indent] А ведь до некоторого времени они казались совершенно безобидными, насколько таковыми могут быть бородатые мальчики с винтовкой. Что до ружья? В мире магии стрелять из пушки все равно, что играть в кукольный набор из плиты и сковородки на взрослой кухне, пока она горит. Йохан таскает с собой пистолет, но его самоуверенности хватает вообразить себя бессмертным и доставать его только в том случае, если открыть рот для заклинания ему слишком лень (или когда болтливая хлебалка занята какой-то хренью из чипсов и кока-колы).

[indent] Пиу-пау-пуу. Йохан умеет стрелять и делает это хорошо. Конечно, ведь ничего, кроме как сеять Хаос, он и вовсе не умеет. В сатанизме некоторые слова пишутся с Большой буквы, и Йохан даже произносит их характерно. Хаос. Истерия. Боль. У этих слов есть особые значения.

[indent] А вот Отец Джером Фазерстоун ничего особенного из себя не представлял. Он считал себя Божьим агнцем, готовым искупить человеческие грехи; согласно его воле, Йохан, будто адский пес, ждал неведомого приказа распять проклятого агнца на кресте, но иногда ему все же не давали убивать всех без разбору – то ли вонючее радио в голове, то ли Томас со своими человеческими постулатами, или невиданная ему сила, сильнее его желаний и страсти.

[indent] Кажется, люди называют ее сове▋▋▋▋ ▎▎▍▏осторожностью. Всего лишь простая предусмотрительность.

[indent] Крик влажного мотора рвет сознание Йохана на осколки, и попытка собраться обратно причиняет ему легкую боль (но не ту, что пишется с Большой буквы). На его невозмутимом лице ни следа той бури, которая прячется промеж ребер и бьется в кожаных стенках. Он хочет забрать свое, и от этого ему физически тяжело усидеть на месте. Бедра горят от кожного зуда, плечи сводит как у непромасленной куклы и даже глаза скрипят, если пытаться моргать. Йохан до капризов хочет эту маленькую свинцовую штучку, в которой запечатан сам космос и нулевой заряд. Маленькая черная дыра, способная уместиться в кармашке. Невероятный алхимический прибор с древней силой, за который Харон расцелует Йохану руки.

[indent] - Где-то через семьдесят футов налево и по прямой до первого поворота. Потом лучше остановиться и пешком, чтобы не видели машину. - Черная краска на безымянном пальце крошится под давлением зубов, и темный мальчик изо всех сил старается не испачкать своей силиконовой трухой салон редовой тачки, чтобы ковры под ногами не протерли его же лицом. Он видит тихое дыхание Чарли за спиной и слышит фосфорный блеск в зеркале заднего вида, тихо бренча в руке розовой зажигалкой с хэллоу-китти. – Хоть дома и спрятаны за деревьями, после поворота лучше ехать крайне тихо.

[indent] Иногда от речей Джерома Фазерстоуна тянуло блевать: они же сборище повернутых Свидетелей Иеговых, задвигающих про апокалипсис, будто тот Быстрый Тони из «Ледникового периода». Самое тяжелое испытание – не заорать голодной чайкой во время собраний, когда Джером в тринадцатый раз произносит «чертовы волки армагеддона». Ох, Джером, если бы ты только знал, сколько волков в своей жизни ты пропустил через себя и даже не заметил.

[indent] Йохан останавливается напротив огромных церковных дверей, чтобы услышать запах потухших свеч и ощутить на ушах скрип отсыревших еловых досок трибуны. Последняя мера безопасности и, возможно, даже немного лишняя. Вокруг разложилась кладбищенская тишина – ровная и плотная, что в ней нет места даже разговорам вороньих птиц и щебету голубых сверчков. Исцарапанные погодой белые стены еле различимы человеческим взором на контрасте со светом телефонного фонарика, и Йохан потрудился вырубить музыку в оставшемся наушнике только сейчас. Одной печати пальцами оказалось достаточно, чтобы железо, сковавшее двери, распустило узел цепей, и гул замерзшего дерева заверещал как скользкий ветер. Молодых людей не было видно из окон ни одного дома – густые зеленые шторы, словно декорации, окружали каждый дом, защищая частную территорию от непрошеных гостей.

[indent] Йохан смотрит сначала на брата, потом на Реда, и молча исполняет жест «прошу, проходите вперед», следуя за ними и закрывая за собой дверь. Резким взмахом руки он зажигает на стенах восковые фонари, которые в мгновение освещают аудиторию теплым карминовым цветом. Огонь ему как родной. По спине пробегают мурашки, но Йохан, сдавливая в себе садистическую улыбку, пресекает вожделенную дрожь на руках ударом одной руки по другой. Блять, как же ему хочется оступиться и сжечь здесь все к чертовой матери.

[indent] - Где-то в этой «поклонялочной» должен быть тайник. – Прижав мизинцем и безымянным пальцами к ладони зажигалку, он лениво обводит рукой помещение. Столкнувшиеся друг с другом кольца и металлические браслеты мягко озвучивают эхо.  - Если он окажется под трибуной, я обоссу статую Девы Марии в саду. - Пробуя поступью каждый полуметр пола, Йохан разыскивает шум, который подсказал бы ему присутствие второго дна.

[indent]  [indent] — Слышь, пес!

[indent] Он с треском хлопнул по столу, и расставленные по линейке бокалы, скользнули в стороны. Йохан вообразил столешницу изо льда и пятна крови, оставшиеся на ней после удара.

[indent] Стекло на ней скользило вниз, пока бармен не поймал чуть ли не сорвавшуюся посуду.

[indent] — Ты мне дерзить, щенок, будешь? — Большой тучный мужчина, такой отвратительный в своем бардово-пижонском свитере (видимо, ношеным с древнейших двухтысячных лет), чесал свой лоб цвета полу-трупной кожи и плевался словами, смешанными с дурным запахом крепкого алкоголя со рта. Он сжимал в кулаке маленькую крафтовую визитку с коротким номером оливерова телефона, но треск ее лопающейся бумаги забивался йохану в уши настойчивее строительного шума за окном (кажется, кто-то собирается строить огромный гипермаркет напротив; монетизация ходьбы неумолимо приводит к исчезновению городских парков. с ними следом этот город начинают облетать стороной птицы)...

[indent] — Извини, дядя. Цвет вашего свитера давит мне на сетчатку глаза. Я из-за этого туго соображаю: это у вас вкус такой отвратительный, или вам его матушка связала?

[indent] Йохан зарычал: скрипящие осколки плитки, взвизгнувшие от дернувшегося на ней стула, вошли в его перепонки как нож. Мужчина вскрикнул: «невоспитанные мальчишки!», вскидывая кулак над йохановой головой, и в глазах его сразу потемнели отражения бутылочных стекол и смеркался блеск. Его приятель, на дюйма три выше, ровный в плечах и в замечательном оливковом пиджаке, по всей видимости имевший реакцию и сообразительность лучше, скрепил на рукоятке пистолета кисть, приготовившись срочно стрелять.

[indent] И выстрелил.

[indent] / / / / / / / /

[indent] Густая кровь стекалась к ногам Томаса, как зараза, которой не хочется пачкать подошву чернильно-черных ботинок. Наполняя собой полосы между плиток, она все еще пахла литрами того алкоголя, который растворялся в ней на момент выстрела. Томас посмотрел на мальчишек: один из них, раненый, улыбался ему, как дьявол.

[ 05.05.2015 ] участники: johann davenport & thomas sawyer

[indent] Шум выстрела всего на секунду застрял в пространстве, перебивая собой удары чужих кулаков по коже, мягкий хруст вскрытой обоймы Оливера и шепот заклинания, произнесенного за мгновение до того, как уши присутствующих в баре освободило от гула скользнувшей по йохановому плечу пули. Не слишком взрослый мальчишка, возможно лет семнадцати или, максимум, двадцати, сидел все это время позади своего дяди (того самого тучного, не имеющего вкуса в одежде мужчины, чье лицо Йохан, схватив за волосы на затылке, приложил об столешницу носом, разбивая чужой бетонной челюстью стоявший рядом натертый бокал). Мальчишка, с ужасом вылавливая звуки как из под простыни, словно в агрессивно-немом кино со стороны наблюдал как поэтично, но беспомощно машут на Оливера кулаками приспешники его дяди, как прячется за столешницей от ружья бармена Йохан, глухо улыбающийся и зачем-то натирающий фалангу безымянного пальца правой руки. «Старые, давно не встревавшие в неприятности мафиози, дурные безмозглые старики», — думал мальчишка, сжимая на столе кулаки то ли от ужаса, то ли от страха. Минуты всеобщей тишины, ставшие следствием череды оглушающих выстрелов и наполненные неразборчивой пляской шести силуэтов вокруг барной стойки, казались ему бесконечно-долгими, хотя сам он за это время не посмел даже дышать.

[indent] Но влажная тишина стала оседать на испачканном кровью полу (Йохан окунул палец меж плиток, набирая на кончик пальца каплю жертвы Темному Богу, чтобы сжать ее в кулаке), и истошный крик большого дяди от невозможности справиться с тлеющим обрывком стеклянного бокала в собственном глазу вырвался наружу, проникая в душу мальчишки, словно стрела. Так и не двигающийся ранее, он ежесекундно замер, отказавшись от всякой мысли вынимать собственное оружие, и смотрел, как Оливер, будто бы выбрав самого симпатичного (читай: не мерзкого) из всех, режет тому горло, впиваясь в него блестящими зубами, словно животное.

[indent] Сэлинджер говорил, что парни, к которым он отпускает Оливера и Йохана, внушают ему доверие.
[indent] Ага, как же.

[indent] — С яркими алыми пятнами крови твой дедовской свитер выглядит куда лучше, дядя! — Йохан выкрикивает это тому прямо в кроваво-стеклянное лицо, надавливая на него ладонью и тем самым сметая чужое тучное тело с барного стула на пол. Его племянник делает шаг назад, чтобы его не задело.

[indent] Велика вероятность, что он просто все снова испортил.

[indent] Впитавший свои кровавые дары Темный Бог сообщает о своей силе навязчивым жжением в руке, и Йохан под мелькающее над его головой дуло ружья разжимает наконец кулак, шлепая им по разлитому на столе коньяку: пламя, возникшее из неоткуда, вспыхивает на столе и, отбрасывая перламутрово-карминовые блики на бутылки и деревянные решетчатые стены паба, перебрасывается к плечам бармена, жаля его кожу, как тысячи пчелиных укусов. Огонь, словно эти умирающие пчелы, с каждой секундой теряет язычки пламени, остывая вместе с болезненными криками бармена; Оливер, не отнимая зубов от чужой шеи (капли багряной крови стекали по его белой шее, рисуя на ей венозные разливы рек), стреляет в следующего. Вместе со свалившейся на пол жертвой вампира падает с полок дорогой алкоголь — мертвый бармен остывает в углу под палитрой разноцветных бутылок. Красивое в своем блеске стекло в праве быть символом этого места.

[indent] Сэлинджер конечно, тот еще молодец: мог бы додуматься, что пускать Оливера передавать деньги в компании уличной шпаны — мягко говоря, дурная идея. Хотя бы мальчики развлеклись? — Да, согласен. Не оправдание.

[indent] Йоханова нога, полоскающая под собой лицо тучного дяди, издает мерзкий стеклянный скрип, и от него Оливеру лишний раз сводит уши. Подобранный чужой пистолет целится прямо в парнишу-наблюдателя: кажется, на нем гравировка: «с любовью, Мария». — Кем бы она не была, зря она его подарила. Пока, — прощаясь, Йохан спускает курок, и последнее тело еще молодого мальчишки (он был младше Оливера, наверняка) падает рядом с дядей. Йохан вытирает окроваленную подошву о чужой свитер, — погляди, Сэлинджер, это же лучшая идея для семейного фото.

[indent] Оливер, вытирая кровь рукавом рубашки — не своей, конечно же — роет по карманам в поисках телефона. Позвонить отцу, честно признаться, что они только что угрохали пятерых, включая хозяина бара, было бы не хорошим, но хотя бы честным поступком, ведь правда? Йохан в незнании пожимает плечами: у него нет людей, перед которыми можно нести ответственность. Ему не стыдно перед родителями, он их совсем не боится — у него их, как будто бы, и не было никогда. Произошедшее преступление тут же превращается в фарс: Оливер по-блядски матерится, не замечая, как пачкает телефон в чужих смердящих эритроцитами жидкостях, вязко растягивающихся с пальцев до единственной кнопки айфона; он интересуется вслух, насколько честным будет по отношению к себе спустить кровь молодого парня и забрать ее с собой; Йохан, звучно растаптывая чужое лицо (забавный звук, с которым стекло распускает на части черепную кость, ласкает его уши, словно бархатная хрипота мужского шепота), ядовито хохочет, болтая в руке пистолет. Но потолок вдруг тяжелеет, и кажется, что вот-вот сорвется вниз — каждый из них не отзывается на скрип открывающейся двери, но чувствует, что атмосфера вокруг меняется: адреналин в крови начинает смешивать азарт с неведомым ранее страхом.

[indent] Мертвый гул внутри паба, очерненный легкомысленной жестокостью этих двоих, прерывается глухим, но таким громким взглядом мужчины, вошедшим внутрь где-то полминуты ранее. Гнев, застывший на его лице, стер улыбку на йохановом лице; дым сигареты, вольно гуляющий вокруг и опаляющий кончики чужих волос никотиновыми белыми щупальцами, мешал разглядеть острые черты скул и блеск цветных глаз, отражающих бутылочную кровь и рыжую влажную плитку в грязных следах разных подошв.

[indent] Волосы на йохановом затылке встают дыбом: кто бы тот ни был, он отвратительно ему знаком. Это чувство, подобное прыжку в бочку с ледяной водой, на что оно похоже?

[indent] Такое уже было раньше.
[indent] Давно, когда на месте букового парка напротив еще не цвела строительная площадка, а гипермаркеты не росли, словно дождевые грибы.

[indent] Оно было настойчивым и просто смертельно грустным: Йохан вдруг вспомнил, что плакал, когда потерял телефон (и контакты).

[indent] Йохан опускает ногу с чужого лба и делает шаг вперед к мужчине. — Добрый день, сэр, вам как обычно? — Но сэр молчит. И Йохан шагает ближе, аккуратно заглядывая за клубы дыма, рассеянного у лица как облака. — Сэр... — в чужих глазах Йохан видит облезшие стены мотеля и слышит скрип старого деревянного пола.

[indent] Он чувствует на своих пальцах следы бумаги старого дневника.
[indent] И смеется.

[indent] — Старик! — Под звонкий смех он вскакивает на ногах, радуясь встрече, как малое дите, но за его спиной все также блестят пять трупов, оцарапанных кровью, словно дождем. — Я помню тебя, ты же старик-охотник!

[indent] Старик-охотник.

[indent] Оливер слышит лишь второе слово, и мерзкий привкус железа во рту вынуждает Оливера думать, словно эта кровь — его собственная. «Охотник». Лишь одна мысль об инквизиции заставляет вздрогнуть любую ведьму ( ведьме, не по собственной воле променявшую свой дар на бессмертие, такие фантазии легко могут помутить рассудок ). Но охотник был реален, и стоял напротив Дэвенпорта, который, как маленький испачканный в грязи зайчик согнулся перед ним, будто бы уже пойманный. Оливер хотел что-то крикнуть, но мятый бумажный ком в горле съел все слова, которые пришли ему в голову.

[indent] Я помню тебя, но ты меня помнить не должен.

[indent] Йохан, словно только что осознавший, перед кем на самом деле стоит, оборачивается и с чрезмерным спокойствием говорит лишь (возможно, что только кажется, но даже с легкой полуулыбкой): беги.

[indent] Они оба срываются в сторону подсобки, старик-охотник-Томас рвется за ними. Забегая в туалет, они закрывают за собой дверь, и первый шанс скрыться является перед ними в виде окна. Йохан принуждает Оливера лезть первым, а после всего — разойтись по сторонам. На споры времени нет (страх геноцида у ведьмы в крови), и Оливер соглашается, набирая по пути номер отца.

[indent] Йохан же ждет, пока в окне покажется Томас, чтобы увести его за собой.

[indent] Старик, я тебя помню, но ты... Помнишь ли, кто я?

[indent] Кровь в жилах кипит, словно старый дырявый мотор (может быть, от пулевого следа на плече просто поднялась температура), но Йохан скользит через забор на крышу, а после — вниз, по склону меж переулка, за которым есть выход к центральной дороге. Он сомневается, что у старика найдутся силы скакать за ним через карнизы магазинов, но домой вернуться он не решается: Томас знает этот адрес, он там уже был. Насколько он мог знать, Томас не тронет брата, даже если придет, и с этой мыслью Йохан свалился на качели в одном из дворов, напрочь игнорируя собственную руку.

[indent] Имеет ли для тебя это хоть какое-то значение? Я уже не десятилетний ребенок.

[indent] Измазанный в кровяно-коньячном коктейле, с подбитым еще на прошлой неделе глазом, он скрипел качельными цепями на весь двор.

[indent] Меня легко можно застрелись, как животное. Сделай это, если найдешь.